Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Элли осознала нечто ужасное. Она была просто тенью в черной машине за тонированными стеклами; никто не мог ее увидеть, и она не знала, что делать дальше.
Когда Элли начала звать на помощь тех, кто ехал в соседних машинах, водитель свернул, припарковался под мостом среди красивых зеленых деревьев и заклеил ей скотчем рот, а еще связал той же самой лентой руки и ноги. Потом отнес ее к багажному отделению машины, за спинками задних сидений. Там было пусто, не считая спальника, на котором были нарисованы диснеевские принцессы. Элли глухо кричала из-под скотча, извивалась и пыталась освободиться, но водитель положил ее на спальный мешок и покачал головой.
– Лучше усни, – посоветовал он ей и вытер пот с лица. – Нам еще далеко ехать. Веди себя хорошо, и через несколько часов я тебя накормлю. Через пару дней ты будешь дома и сможешь рассказать крутую историю.
Папа всегда говорил ей: «Если плохие люди тебя заберут, не верь тому, что они скажут тебе».
Она не поверила в то, что этот человек вообще отвезет ее домой.
Ей стало очень страшно, когда у нее от плача забился нос и сделалось трудно дышать с заклеенным ртом. Поэтому Элли заставила себя прекратить плакать и начала медленно, ровно дышать. Она по-прежнему была напугана, но к тому же очень устала; наконец просто закрыла глаза и попыталась представить, что находится в другом месте – например, дома с мамой.
Она представляла это так упорно, что и вправду заснула, свернувшись, словно у мамы на коленях. Проснувшись, хотела сказать водителю, что ей нужно пописать, очень нужно, но он разговаривал по телефону, а вокруг было темно и, кажется, они ехали через лес.
Он увидел, как она села, и обернулся. Через лобовое стекло Элли заметила впереди поворот и огибающие его огни фар. Эти огни направлялись прямо на их машину.
Она попыталась крикнуть ему, сказать, чтобы он свернул от другой машины, но водитель нахмурился и сказал:
– Я же велел тебе заткнуться…
И тут другая машина врезалась в них, и все вокруг начало кувыркаться и громко хрустеть, и Элли показалось, что она услышала крик водителя.
«Помогите мне», – хотела сказать она, но ей было слишком страшно и слишком больно, а потом человек перестал кричать и стало совсем тихо.
1. Гвен
Огромный темный глаз телевизионной камеры напоминает мне о плохих вещах.
Очень плохих вещах. Я изо всех сил стараюсь держать в уме, для чего сижу здесь.
Я здесь для того, чтобы прямо и честно поведать свою историю.
Потому что уже слишком долго ее рассказывали другие люди, которые лгали обо мне и моих детях.
Вот уже несколько месяцев об этом говорится во всех новостях. «Сбежавший маньяк похищает свою бывшую жену! Стрельба в доме убийств!» Это всегда пишется для того, чтобы произвести максимально жуткий эффект, и содержит, как правило, хотя бы мимолетное упоминание о том, что я была арестована как его сообщница.
Иногда они вспоминают: нужно сказать, что я была оправдана. Большинство вообще предпочитает забыть эту подробность. Мою электронную почту наводнили сотни сообщений – до такой степени, что я просто закрыла ее и больше туда не заходила. Как минимум половина этих людей предприняли долгую поездку до Стиллхауз-Лейк, чтобы попытаться убедить меня открыть дверь и «изложить свою сторону событий».
Но я не настолько глупа, чтобы сделать это, не узнав предварительно, во что я ввязываюсь. Это появление на телевидении заняло почти месяц подготовки: переговоры, гарантии того, о чем меня будут спрашивать, а о чем не будут. Я выбрала «Шоу Хауи Хэмлина», потому что у Хэмлина хорошая репутация, он сочувствует жертвам всех преступлений и отстаивает справедливость.
Но когда сажусь в кресло для интервью, я все еще чувствую себя не готовой. Я не ожидала, что на меня внезапно накатит паника, что на шее у меня выступит горячий пот. Кресло слишком глубокое, и я чувствую себя уязвимой, примостившись на краешке сиденья. Это всё камера. Я думала, что это пережито и осталось в прошлом, – но нет. Может быть, мне никогда это не удастся сделать.
Камера продолжает глазеть.
Все остальные просто расслаблены. Видеооператор – всего один – болтает с кем-то еще поодаль от своей камеры и ее немигающего глаза. Ведущий шоу совещается с кем-то за сценой, в тускло освещенном, опутанном проводами пространстве. Но я чувствую себя пригвожденной к месту и каждый раз, когда моргаю, вижу другую камеру – установленную на треножнике в заброшенном плантаторском доме в Луизиане.
Я вижу своего бывшего мужа и его ужасную улыбку. Я вижу кровь.
«Не обращай на это внимания».
Студия меньше, чем я ожидала. Сцена – всего лишь маленькое возвышение, на котором вокруг маленького блестящего столика расставлены три кресла. На столике лежит несколько книг, но я слишком нервничаю, чтобы рассматривать их. Гадаю, почему тут три кресла. Быть может, их всегда бывает три? Я не знаю. Не могу вспомнить, хотя я заранее смотрела другие выпуски этого шоу, чтобы понять, чего можно ожидать.
«Ты справишься, – говорю я себе и упражняюсь в глубоком дыхании. – Ты уничтожила не одного, а двух маньяков. Это ерунда. Это просто интервью. И ты делаешь это ради детей, чтобы они были в бо́льшей безопасности». Потому что, если я позволю СМИ рассказывать эту историю без меня, они только ухудшат ситуацию.
Но это не помогает. Мне по-прежнему хочется кинуться отсюда прочь и никогда не возвращаться. Единственное, что удерживает меня на месте, – это вид моих детей, Ланни и Коннора, смотрящих на меня из фойе для участников. Это убого отделанное помещение со звуконепроницаемым окном, выходящим в студию, – чтобы люди, сидящие в комнате, могли следить за действием. Ланни с преувеличенным восторгом поднимает оба больших пальца. Я каким-то образом выжимаю из себя улыбку. Знаю, что мой макияж потек от пота. Я уже настолько отвыкла краситься, что мне кажется, будто на мое лицо наложили слой латексной краски, сгладив все мои черты.
От прикосновения к плечу я вздрагиваю, а когда оборачиваюсь, вижу перед собой бородатого типа в бейсболке с каким-то предметом в руке. Я едва не наношу ему удар, но потом понимаю, что это всего лишь маленький микрофон с прикрепленным к нему длинным шнуром.
– Я передам вам это; пропустите шнур под рубашкой и прицепите микрофон к воротнику, хорошо? – говорит бородач. Полагаю, он видит, насколько я взвинчена, потому что делает шаг назад.
Я просовываю крошечный микрофон под подол своей блузки и вытягиваю на положенное ему место; когда я закрепляю клипсу на воротнике, бородач кивает и кладет позади меня в кресло аккумулятор.
– Хорошо, всё работает, – говорит он. Я благодарю его, но благодарности не чувствую. Провод холодит мою голую кожу. Я гадаю, улавливает ли микрофон мое частое неглубокое дыхание. На всякий случай перекалываю его подальше.
– Две минуты, – говорит кто-то из темноты, и я подскакиваю. Ведущий все еще задерживается за сценой. Я чувствую себя совершенно одинокой и беззащитной. Вспыхивает свет, ослепляя меня; мне приходится подавить желание вскинуть руку, чтобы закрыться от этого блеска. Я сплетаю пальцы, чтобы не вертеть ими в беспокойстве.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93